Пятаков Георгий Леонидович (как партийный деятель). Биография После гражданской войны. В оппозиции
Пятаков Георгий Леонидович
Родился: 6 (18) августа 1890 года.
Умер: 30 января 1937 (46 лет) года.
Биография
Георгий Леонидович Пятаков (6 (18) августа 1890 - 30 января 1937) - советский партийный и государственный деятель. Псевдонимы: Пётр, П. Киевский, Лялин, Кий, Японец, Рыжий.
До революции
Родился в 1890 году в семье директора сахарного завода в Киевской губернии. Русский дворянин. Окончил реальное училище в Киеве (1907). В 1905-1907 во время учёбы принимал участие в революционном движении в Киеве, был близок к анархистам. Затем учился на экономическом отделении юридического факультета Петербургского университета, в 1910 году был исключён после третьего курса. В том же году вступил в РСДРП, большевик. С апреля 1912 года (после ареста Е. Бош) секретарь Киевского комитета РСДРП. Несколько раз арестовывался, полтора года провёл в ссылке в Иркутской губернии. В октябре 1914 года бежал из ссылки через Японию и США в Швейцарию. С 1915 года вместе с В. И. Лениным редактировал журнал «Коммунист». Разногласия с Лениным привели к тому, что Пятаков вышел из редакции журнала «Коммунист» и уехал в Стокгольм. В 1916 году был выслан из Швеции и переехал в Норвегию.
Революция и Гражданская война
После Февральской революции вернулся в Россию. С апреля 1917 член, затем председатель Киевского комитета РСДРП. На первых демократических (всенародных) выборах в Киевскую городскую думу, состоявшихся 23 июля (5 августа) 1917 года был избран гласным по списку РСДРП(б). В сентябре 1917 года возглавил Киевский совет рабочих и солдатских депутатов и Военно-революционный комитет, член исполкома Киевского совета рабочих депутатов. Был вызван в Петроград, где во время Октябрьской революции вместе с В. В. Оболенским участвовал в захвате Госбанка в качестве комиссара Госбанка.
Во время «Брестской дискуссии» выступал с позиций «левых коммунистов» - за революционную войну с Германией. Протестуя против подписания Брестского мира, вышел из состава правительства и уехал на Украину. Воевал в составе отряда «Червонного козацтва» В. Примакова на линии Гребёнка - Ромодан - Полтава. Участник Таганрогского совещания в апреле 1918, был избран членом Повстанческого Народного Секретариата («девятки») и Организационного бюро по созыву І съезда большевиков Украины.
В июле 1918 года на 1-м съезде Коммунистической партии (большевиков) Украины избран секретарём ЦК КП(б)У. Участвовал в подавлении восстания левых эсеров в июле 1918. В ноябре 1918 Пятаков вошёл в состав Украинского революционного военного совета (И. Сталин, В. Затонский и В. Антонов-Овсеенко), который разработал план и провёл подготовку к наступлению Красной армии на Украине.
С 28 ноября 1918 до 24 января 1919 - глава Временного рабоче-крестьянского правительства Украины. Находясь на этом посту, Георгий Пятаков реализовывал лозунг об утверждении на селе «большого социалистического производства», усилил коллективизацию, ускорил создание совхозов и коммун. В январе 1919 года в правительстве Украины возник конфликт, который разрешился отставкой Пятакова и назначением на его место Х. Г. Раковского, прибывшего из Москвы. После отстранения с должности главы правительства был назначен наркомом советской пропаганды, затем снова возглавлял секретариат ЦК КП(б)У (с 6 марта 1919), затем Чрезвычайный военный революционный трибунал (с июня 1919), член реввоенсовета 13-й армии РККА, затем комиссар 42-й дивизии. Работал комиссаром Академии Генштаба, зампредседателя Совета 1-й Уральской революционной трудовой армии.
В январе-феврале 1920 года руководил регистрационным управлением Красной армии, т.е. военной разведкой. Во время Советско-польской войны 1920 года был членом РВС 16-й армии (июнь-октябрь 1920), затем 6-й армии (ноябрь 1920), возглавлял «Чрезвычайную тройку по Крыму» (наряду с Землячкой и Белой Куном), руководя карательной политикой большевиков в Крыму.
После гражданской войны. В оппозиции
С 1920 года - на хозяйственной работе. С ноября 1920 по декабрь 1921 года - руководитель Центрального управления каменноугольной промышленности Донбасса, председатель Главного концессионного комитета. В 1921-1923 годах - кандидат в члены ЦК РКП(б). С марта 1922 года - заместитель председателя Госплана.
В должности зампредседателя Госплана СССР на Г. Л. Пятакова В. И. Лениным были возложены следующие функции:
«Г. Л. ПЯТАКОВУ 25/IX.
Тов. Пятаков! Вот примерная запись нашего вчерашнего разговора. 1) На т. Пятакова возлагается организация (и подтягивание по-военному) самого аппарата Госплана (или аппарата самого Госплана); главным образом через исполнительного управдела. Самому на это около получаса в день максимум.
2) Главная задача т. Пятакова: а) проверка общегосударственного плана, в первую очередь хозяйственного, с точки зрения преимущественно аппарата в целом, б) сокращение аппарата, включая наши тресты, в) проверка пропорциональности разных частей госаппарата, г) работа над удешевлением госаппарата по типу американского треста: непроизводительные расходы - долой». В 1923-1927 годах - член ЦК ВКП(б). В 1923-1927 годах - заместитель председателя ВСНХ СССР. Был одним из авторов проекта первого пятилетнего плана, выступал за проведение быстрыми темпами индустриализации Украины. С 1923 года - активный сторонник левой оппозиции. На XV съезде ВКП(б) (1927 год) был исключён из партии как деятель троцкистской оппозиции. В 1928 году, после заявления об отходе от оппозиции, был восстановлен в партии.
В 1927 руководитель торгового представительства СССР во Франции. В 1928 был назначен заместителем Председателя Государственного банка СССР, а весной 1929 года - Председателем Правления Государственного банка СССР. Полтора года спустя (в октябре 1930 года) неудачи в проведении первого этапа кредитной реформы стали причиной отстранения Пятакова от должности председателя.
«Когда осенью 1930 года вернулся я из Японии и виделся с Пятаковым, меня поразила одна фраза в нашем разговоре. Говоря о линии партии, Пятаков сказал: „Делается то, что надо, но мы, вероятно, сделали бы это лучше“. Я ответил на это: „Как можно делить на мы и не мы, раз делается то, что надо?“», - писал в своём письме к Сталину от 16 октября 1936 года Виталий Примаков.
С 1930 года - член ЦК ВКП(б). С 1930 член Президиума, в 1931-1932 годах заместитель председателя ВСНХ СССР. В 1932-1934 - заместитель народного комиссара тяжёлой промышленности СССР, а в 1934-1936 1-й заместитель народного комиссара тяжёлой промышленности СССР.
Иосиф Бергер свидетельствовал: «Рассказывали, что в течение последнего года работы в Наркомтяжпроме он часто являлся на работу пьяным, напивался до белой горячки».
Американский инженер Джон Литлпейдж (John Littlepage), проработавший 10 лет в СССР в 1927-1937 годах, в своей книге «В поисках советского золота» приводит факты саботажа в промышленности, которые не могли происходить без ведома Пятакова(недоступная ссылка)[неавторитетный источник? 94 дня].
Арест и казнь
В начале сентября 1936 г. выведен из ЦК и исключён из партии. 12 сентября 1936 года арестован в своём служебном вагоне на станции Сан-Донато В качестве одного из главных обвиняемых привлечён к процессу по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра». 30 января 1937 Военной коллегией Верховного суда СССР приговорён к смертной казни. Расстрелян.
По утверждению Иосифа Бергера: «Некоторые из небылиц, которые он рассказывал на суде, слишком легко оказалось проверить и опровергнуть. Так оно и случилось позже, когда его показания были опубликованы и проверены во Франции. Там он якобы встречался с „участниками заговора“, в несуществующих местах или в такое время, когда было известно, что они находятся в совершенно другом месте».
В июле 1988 реабилитирован. В декабре 1988 решением КПК при ЦК КПСС восстановлен в партии (посмертно).
Награды
За участие в боевых действиях гражданской войны был награждён Орденом Красного знамени № 935.
Орден Красного Знамени (1921), орден Ленина (1933).
Семья
Отец - Леонид Тимофеевич Пятаков (1847-1915), инженер-технолог, затем директор Марьинского сахарного завода в Черкасском уезде Киевской губернии.
Мать - дочь предпринимателя Александра Ивановна Мусатова.
Брат - Пятаков, Леонид Леонидович (1888-1917), председатель Киевского ревкома, убит контрреволюционерами.
Братья - Михаил (член кадетской партии), Иван, Александр.
Сестра - Вера (1897-?).
Жена - известная революционерка Бош, Евгения Богдановна (1879-1925).
Сын - Григорий Георгиевич Пролетарский (Пятаков) (1919-2011). Вместе с другими детьми Киевского детского дома вывезен в Донецкую облесть, изменённая фамилия (Пролетарский) помогла избежать репрессии.[источник не указан 819 дней]
Внук - Павел Григорьевич Пролетарский
Вторая жена - Людмила Федоровна Дитятева (1899-1937). Член ВКП(б), начальник цеха на Краснопресненской ГРЭС в Москве, была репрессирована. Арестована 27 июля 1936 по обвинению в участии в контрреволюционной организации, приговорена ВКВС СССР 19 июня 1937 к ВМН, расстреляна 20 июня 1937 года. Реабилитирована 11 июня 1991.
Дочь Рада (1923-1942) - после ареста родителей содержалась в Княгининском детдоме системы НКВД, затем училась в Ленинграде. Умерла во время блокады.
Сын Юрий (1929-?) - после ареста родителей содержался в Княгининском детдоме системы НКВД, дальнейшая судьба неизвестна.
Образ в кино
В фильмах сталинских времен «Великий гражданин» (1939), «Миссия в Москву» (1943, в роли Алекс Мелеш), «Вихри враждебные» (1953, в роли Олег Жаков) Пятаков показан как один из главных контрреволюционных заговорщиков. В более поздних фильмах Пятаков показан как один из руководителей украинских большевиков периода гражданской войны («Правда», 1957, «Мир хижинам - война дворцам», 1970, «Доверие», 1975).
Примечательно, что в фильме «Мир хижинам - война дворцам» Пятакова играет Ростислав Янковский, а в «Доверии» - его брат Олег.
Юрий Пятаков
Второй московский процесс, на котором оказалось семнадцать обвиняемых, состоялся в январе 1937 года. Главными фигурами среди обвиняемых были Пятаков, Серебряков, Радек и Сокольников.
Юрий Пятаков был одним из самых одаренных и самых уважаемых людей в большевистской партии. Когда произошла Октябрьская революция, ему было всего двадцать семь лет. Тем не менее за его плечами было уже двенадцать лет революционной деятельности. В 1918 году его старший брат Леонид, руководивший большевистским подпольем в Киеве, был схвачен гайдамаками и замучен. Именно после этого Юрий Пятаков попросил Ленина освободить его от обязанностей главного комиссара Государственного банка (эту должность он в то время занимал) и направить на Украину для участия в подпольной борьбе с Центральной Радой.
После того как на Украине победила революция, Пятаков сделался первым председателем украинского Совнаркома. В годы гражданской войны он стал одним из выдающихся организаторов Красной армии. Командовал 13-й, а затем 6-й армиями, а в дальнейшем был членом реввоенсовета 16-й армии, которая сражалась на польском фронте.
Но по-настоящему способности Пятакова проявились в области народнохозяйственного строительства. По окончании гражданской войны, когда самой острой для страны проблемой стала нехватка топлива, Ленин дал ему задание добиться резкого увеличения угледобычи в Донбассе. Пятаков блестяще выполнил это задание.
Со времени написания ленинского «завещания» до того часа, когда Пятаков появился в качестве подсудимого на втором московском процессе, прошло тринадцать лет. За эти годы он сделался государственным деятелем самого высокого ранга. Достаточно сказать, что именно ему страна в первую очередь была обязана успешным выполнением первой и второй пятилеток. Он был выдающимся организатором производства.
В 1931 году Пятаков был назначен заместителем наркома тяжелой промышленности. Сталин держал его в «замах» лишь потому, что во второй половине 20-х годов Пятаков принимал активное участие в троцкистской оппозиции. В силу этого наркомом тяжелой промышленности чисто формально был Серго Орджоникидзе - человек, не получивший образования и слабо разбиравшийся в сложных финансово-экономических вопросах. Среди «командиров социалистической индустрии» и партийных деятелей было, однако, известно, что фактическим руководителем тяжелой промышленности и душой индустриализации является Пятаков. Орджоникидзе был достаточно умен, чтобы также признавать это. «Чего вы от меня хотите? - спрашивал он Пятакова. - Вы знаете, что я не инженер и не экономист. Если вам данный проект представляется хорошим, я под этим тоже подпишусь обеими руками и вместе с вами буду бороться за него на заседании Политбюро!»
Да и отношение Сталина к Пятакову было, во всяком случае, более дружелюбно, чем к другим бывшим вожакам оппозиции. Сталин нуждался в Пятакове для осуществления программы индустриализации, которая была фундаментом так называемой «генеральной линии партии». А если Сталин в ком-нибудь до зарезу нуждался, он не выказывал своего истинного отношения к такому человеку, а, напротив, старался всячески ублажить его - даже если знал, что, выжав из него все, кончит тем, что перережет ему горло.
Сталину было известно, что Пятаков, отличавшийся особым аскетизмом, занимает вместе с семьей две скромные комнатки в старом, запущенном доме в Гнездниковском переулке и что он вообще живет на свою зарплату, не пользуясь никакими привилегиями. И вот однажды (дело происходило в 1931 году), когда Пятаков и его жена находились на службе, по поручению Сталина в его квартиру явились сотрудники управления делами Совнаркома и перевезли его сына и все его скромное имущество в квартиру в новом доме - просторную и роскошно обставленную. Сталин всячески пытался приблизить к себе Пятакова, однако тот оставался равнодушным к сталинским заигрываниям. Пятаков порвал с оппозицией, но поносить своих вчерашних единомышленников и восхвалять Сталина упорно отказывался.
В разговорах с бывшими оппозиционерами Пятаков отвергал их упреки в том, что он переметнулся в сталинский лагерь, он говорил, что просто отошел от политики. «Меня теперь интересует только одна вещь, - сказал он как-то группе видных оппозиционеров, - я должен быть уверен, что в государственной казне достаточно денег!» (дело происходило в 1929 году, когда Пятаков был назначен председателем правления Госбанка). Сталину все это было известно. Из донесения НКВД знал он и о том, что в разговоре с группой друзей Пятаков однажды высказался так: «Я не могу отрицать, что Сталин является посредственностью и что он не тот человек, который должен бы стоять во главе партии; но обстановка такова, что, если мы будем продолжать упорствовать в оппозиции Сталину, нам в конце концов придется оказаться в еще худшем положении: наступит момент, когда мы будем вынуждены повиноваться какому-нибудь Кагановичу. А я лично никогда не соглашусь подчиняться Кагановичу!»
Таких оценок Сталин не прощал. Но он был терпелив и умел ждать. Ему приходилось запастись терпением на довольно длительное время, необходимое для индустриализации страны и подготовки кадров технических специалистов, которые были бы способны продолжать промышленную гонку. Сталин ждал восемь лет. К концу 1936 года он приказал Ягоде арестовать Пятакова.
Я был хорошо знаком с Пятаковым. Начало нашего знакомства относится к 1924 году, когда он возглавлял Главэкономсовет, а я был заместителем начальника Экономического управления ОГПУ и поддерживал постоянный контакт с ведомством Пятакова. Одновременно я являлся прокурором - членом секретной «Юридической комиссии», также возглавляемой Пятаковым. Эта комиссия была образована по решению Политбюро в том же 1924 году и занималась расследованием обвинений, выдвигаемых против руководителей промышленных главков. Комиссия должна была определять, следует ли направить дело того или иного руководителя в суд или же в интересах производства можно ограничиться дисциплинарными мерами.
Наиболее характерная черта Пятакова состояла в том, что у него не было личной жизни, он не принадлежал себе. Приезжая на службу к 11-ти утра, он, покидал свой рабочий кабинет в три часа ночи. Его рабочий день был так заполнен, что и обедал-то он не чаще двух-трех раз в неделю. Из-за такой интенсивной работы и недостаточного питания Пятаков был худ и болезненно бледен. Долговязый, высокого роста, с редкой рыжеватой бородкой, он представлял собой нечто вроде российского варианта Дон Кихота. Я помню его в неизменно дешевом, плохо сшитом костюме. Он имел обыкновение покупать недорогие костюмы (которые были ему почему-то всегда малы) со слишком короткими рукавами и носить их по многу лет.
Когда Пятаков прибыл в Германию, где ему предстояло разместить советские заказы на пятьдесят миллионов марок, он занял самый дешевый номер, какой только нашелся в гостинице. Директора немецких компаний, которые вели дела с Пятаковым, не могли взять в толк, почему такой влиятельный член советского правительства, к тому же распоряжавшийся столь крупными денежными суммами, одет хуже последнего служащего их собственных предприятий.
Пятаков был женат, но его семейная жизнь не удалась. Его жена, как и он сам, была членом партии; но это была неряшливая женщина, питавшая слабость к выпивке. О семье она почти не заботилась, и нередко случалось, что Пятаков, которому срочно надо было ехать в отдаленный район или за границу, отправлялся к своему секретарю Коле Москалеву, чтобы одолжить у него пару чистых сорочек. К огорчению москалевской супруги, он часто забывал их возвращать. В последние годы Пятаков с женой практически разошлись, хотя и оставались добрыми друзьями. Их связывала любовь к единственному сыну, которому ко времени суда над Пятаковым исполнилось всего десять лет.
Ближайший друг и помощник Пятакова Николай Москалев был человеком исключительного обаяния. В 1937 году ему исполнилось тридцать пять лет, но к тому времени они уже лет пятнадцать проработали вместе. Москалев обожал своего шефа и был к нему привязан настолько, что жена ревновала его к Пятакову и говорила о последнем с нескрываемым раздражением.
В деле Пятакова сотрудники НКВД, действуя с обычной для них бессовестной жестокостью, использовали против него жену и ближайшего друга. Этот метод вполне соответствовал сталинскому «стилю». Сделавшись после смерти Дзержинского фактическим руководителем НКВД, Сталин неоднократно внушал энкаведистам, что на обвиняемых сильнее всего действуют показания, данные их родными и близкими друзьями. Читатель помнит дело Смирнова - против него выступили его жена (Сафонова) и его ближайший друг - Мрачковский. Особо ценились показания жены против мужа, сына против отца, брата против брата - не только потому, что это деморализовало арестованного и выбивало у него почву из-под ног. Сталин испытывал особое удовольствие от разрушения семьи политического противника и крушения его дружеских связей. Безусловно, он был непревзойденным мастером любых видов личной мести.
«Органам» удалось очень быстро сломить сопротивление жены Пятакова. Она знала об «исчезновении» детей обвиняемых по делу «троцкистско-зиновьевского террористического центра» и была раздавлена страхом за судьбу своего сына. Так вот, чтобы спасти ему жизнь, она согласилась давать любые показания против мужа. У Коли Москалева, секретаря Пятакова, была маленькая дочь. Если бы он продолжал оставаться тем полуграмотным и наивным крестьянином, каким он когда-то переступил порог кабинета Пятакова, - он, скорее всего, отказался бы клеветать на своего начальника и друга. Но теперь у него за плечами был солидный политический опыт. Общаясь с секретарями других членов правительства, он многое узнал о нравах, царящих в Политбюро, и о характере тех, в чьих руках находится ныне судьба народа. Он понимал, что, раз уж Сталин решил участь Пятакова, НКВД будет выжимать из него, Москалева, необходимые показания. С другой стороны, все эти показания являются пустой формальностью, потому что приговор Пятакову Сталин вынес задолго до ареста и суда. При всем этом Москалев соблюдал осторожность. Он сказал Молчанову, что подпишет показания против Пятакова только в присутствии Агранова, которого знал лично (Агранов в то время был заместителем Ежова). Когда Агранов явился, Москалев предупредил его, что он решил дать показания против Пятакова, подчиняясь партийной дисциплине, но сами эти показания представляют собой неправду.
Пятаков был исключительно принципиальным человеком и к тому же обладал проницательным умом и сильной волей, был бесстрашен. Я почти уверен, что если бы среди «второй волны» арестованных большевиков объявился человек, способный противостоять своим тюремщикам, то этим человеком был бы Пятаков. Поэтому меня очень удивило, что он сравнительно легко сдался. Как выяснилось, дело обстояло так.
В течение довольно длительного времени Пятаков вообще отказывался разговаривать со следователями. Однажды вечером в НКВД приехал Серго Орджоникидзе и выразил желание переговорить с Пятаковым. Ежова, к тому времени сменившего Ягоду, не было на месте. Его заместитель Агранов, поколебавшись, позвонил во внутреннюю тюрьму и приказал доставить Пятакова к нему. Орджоникидзе двинулся навстречу вошедшему Пятакову, явно желая обнять его. Пятаков уклонился и отвел его руки.
Юрий! Я пришел к тебе как друг! - воскликнул Орджоникидзе. - Я выдержал из-за тебя целый бой и не перестану за тебя бороться! Я говорил про тебя ему…
После этого вступления Орджоникидзе попросил Агранова оставить его вдвоем с Пятаковым. Их разговор продолжался с глазу на глаз.
Вел ли Орджоникидзе коварную игру с Пятаковым под давлением Сталина, или был искренен? Последующий ход событий должен был дать ответ на этот вопрос.
Я знал Орджоникидзе по совместной работе в Тифлисе, еще с 1926 года, когда я командовал погранвойсками Закавказья, а он был секретарем ЦК Закавказской федерации советских республик (ЗСФСР). Мне было нетрудно представить себе, как экспансивный Орджоникидзе, все более возбуждаясь и жестикулируя, рассказывает Пятакову, какой «бой» он выдержал из-за него, как упрашивал Сталина не вовлекать Пятакова в готовящийся процесс…
Спустя несколько дней Орджоникидзе снова появился в здании НКВД и опять был оставлен вдвоем с Пятаковым. На этот раз, перед тем как уйти, Орджоникидзе в присутствии Пятакова сообщил Агранову сталинское распоряжение: исключить из числа участников будущего процесса жену Пятакова и его личного секретаря Москалева. Их не следует вызывать в суд даже в качестве свидетелей. Стало яснее ясного, что самому Пятакову Орджоникидзе посоветовал уступить требованию Сталина и принять участие в жульническом судебном процессе - разумеется, в качестве подсудимого. Но для меня оставалось несомненным, что Орджоникидзе при этом лично гарантировал Пятакову: смертный приговор ему вынесен не будет.
Поверил ли Пятаков Орджоникидзе? Я убежден, что поверил. Пятаков знал, что Орджоникидзе в отличие от Сталина был верен дружбе, по крайней мере, в тех случаях, когда друг не представлял собой соперника в борьбе за власть. Он также знал, что Орджоникидзе, образование которого исчерпывалось фельдшерскими курсами, не мог без его помощи руководить промышленностью. Уже хотя бы из чистого эгоизма Орджоникидзе должен был бороться за сохранение жизни Пятакова, обеспечивая себе советника и помощника на будущее. Едва ли Пятаков догадывался, что Орджоникидзе, быть может, сам того не подозревая, выступал в провокационной роли сталинского ставленника. Он был одним из самых влиятельных членов Политбюро. Сталин мог требовать от него покорности при решении важных государственных вопросов, но едва ли мог принудить его играть презренную роль пешки-провокатора. В общем, Пятаков вполне мог думать, что его положение лучше, чем у других обвиняемых. Ведь ему протежировал сталинский близкий друг и земляк.
Итак, Пятаков, по-видимому, решил довериться Орджоникидзе. Он подписал ложное признание, в котором подтверждал, что, воспользовавшись поездкой в Берлин в декабре 1935 года, написал оттуда письмо Троцкому, находившемуся тогда в Норвегии. Пятаков якобы испрашивал директив Троцкого об оказании финансовой поддержки заговорщикам внутри СССР. Далее он подтвердил, что получил ответ Троцкого: тот якобы сообщал, что им достигнуто соглашение с германским, нацистским правительством. По этому соглашению немцы обязались вступить в войну с Советским Союзом и помочь Троцкому захватить власть в СССР. За это Троцкий обещал отдать немцам территорию Украины и предоставить ряд экономических уступок. В связи с этим соглашением Троцкий якобы требовал в письме к Пятакову, чтобы антисоветское подполье усилило свою вредительскую деятельность в промышленности.
Слушая на совещании в Кремле доклад о признаниях, сделанных Пятаковым, Сталин спросил: не лучше ли написать в обвинительном заключении, что Пятаков получил директивы Троцкого не по почте, а во время личной встречи с ним? Так родилась легенда о том, как Пятаков летал в Норвегию на свидание с Троцким. Чтобы версия была более убедительной, Сталин распорядился: пусть начальник Иностранного управления НКВД Слуцкий разработает схему путешествия Пятакова из Берлина в Норвегию, с учетом расписания поездов Берлин - Осло.
Когда мы со Слуцким встретились в Париже, в санатории профессора Бержере (это произошло в феврале 1937 года), он рассказал мне, что случилось на следующем кремлевском совещании по делу Пятакова.
Слуцкий доложил Сталину, что собранные им данные не позволяют принять версию о личной поездке Пятакова в Норвегию. Дело в том, что по действующему расписанию путешествие Пятакова в Осло, учитывая время, необходимое, чтобы добраться из Осло в Вексаль, где жил Троцкий, и побеседовать с ним, займет минимум двое суток. Было бы очень опасно утверждать, что Пятаков исчезал из Берлина на столь продолжительное время: по данным советского торгпредства в Берлине, он ежедневно проводил там совещания с представителями различных немецких фирм и чуть ли не каждый день подписывал с ними контракты.
Сталин был недоволен докладом Слуцкого и, не дождавшись изложения всех минусов обсуждаемой легенды, возразил: «Может быть, то, что вы говорите насчет расписания поездов, действительно верно. Однако Пятаков мог ведь слетать в Осло и на самолете? Полет туда и обратно, наверное, можно совершить за одну ночь?»
Слуцкий заметил, что самолет (не забудем, что полет должен был относиться к 1935 году) берет очень мало пассажиров и фамилия каждого из них записывается в журнал авиакомпании. Но Сталин уже принял решение: «Надо указать, что Пятаков летал на специальном самолете. Для такого дела германские власти охотно дали бы самолет!»
Слуцкий, любивший хвастаться, что ему часто приходится разговаривать со Сталиным, рассказал мне об этом совещании под большим секретом. Впрочем, через несколько дней я узнал, что то же самое он рассказал резиденту НКВД во Франции, тоже под большим секретом, однако в присутствии еще одного сотрудника Иностранного управления.
Показания, подписанные Пятаковым, пришлось соответственно переписать, исключив из них письмо, якобы пришедшее от Троцкого. Версия насчет указаний, полученных от Троцкого, несколько усложнилась. Согласно новой версии, оглашенной на суде, в середине декабря 1935 года Пятаков приземлился на аэродроме под Осло и, пройдя официальную проверку документов, отправился на машине к Троцкому, с которым и вел переговоры. Они обсуждали план свержения сталинского режима и захвата власти с помощью немецких штыков.
Горький опыт предыдущего процесса, когда была упомянута несуществующая гостиница «Бристоль», заставил организаторов нового процесса предостеречь Пятакова от «излишних подробностей». Пятаков не должен был говорить, под каким именем он совершил путешествие в Норвегию и получал ли он въездную визу. В остальном как будто было все в порядке: Пятаков вполне мог слетать за одну ночь в Осло и обратно, и самый придирчивый скептик не имел возможности проверить, действительно ли одиночный самолет появлялся над Норвегией под покровом декабрьской ночи.
И тем не менее Сталина ждал жестокий удар.
25 января 1937 года, всего через два дня после того, как Пятаков изложил суду всю эту историю, в норвежской газете «Афтенпостен» появилась такая заметка:
СОВЕЩАНИЕ ПЯТАКОВА С ТРОЦКИМ В ОСЛО
ВЫГЛЯДИТ СОВЕРШЕННО НЕПРАВДОПОДОБНЫМ
…Он будто бы прибыл на самолете на аэродром Хеллер. Однако персонал этого аэродрома утверждает, что никакие гражданские самолеты в декабре 1935 года там не приземлялись…
Это сообщение застало Сталина и его помощников врасплох. Надо было срочно что-то предпринять. Но что? Объявить, что самолет сел не на аэродром Хеллер, а на какой-нибудь другой? Однако было известно, что в окрестностях Осло только этот аэродром принимал гражданские самолеты. Внушить Пятакову, что он вообще не нуждался в аэродроме, а сел в пределах акватории ближайшего порта, тоже было поздно: ведь стартовал он якобы с берлинского сухопутного аэродрома Темпельгоф.
Чтобы как-то ослабить впечатление, произведенное заметкой в «Афтенпостен», Вышинский предъявил суду официальную справку консульского отдела народного комиссариата иностранных дел СССР, где говорилось:«.. аэродром в Хеллере, около Осло, принимает круглый год, согласно международным правилам, аэропланы других стран, прилет и отлет аэропланов возможны и в зимние месяцы».
Таким образом, вместо того чтобы ответить на категорическое утверждение норвежской газеты, Вышинский наводит тень на ясный день и вводит в игру столь слабый козырь, как констатацию возможности аэродрома в Хеллере вообще принимать самолеты зимой.
Вдобавок исходило это даже не от официальных норвежских властей, чья точка зрения могла бы считаться беспристрастной, и не от администрации аэродрома Хеллер, а всего лишь от консульского отдела народного комиссариата иностранных дел в Москве, выдавшего такую жалкую справку…
Как и следовало ожидать, на этом дело не кончилось. 29 января уже другая норвежская газета - «Арбейдербладет», орган правящей социал-демократической партии, - опубликовала еще одно сообщение:
«Сегодня, в ответ на запрос корреспондента газеты „Арбейдербладет", управляющий аэродромом в Хеллере Гулликсен сообщил по телефону, что в декабре 1935 года там не приземлялись никакие иностранные самолеты».
Излишне добавлять, что это, конечно, не был самолет, доставивший Пятакова.
Сталин и Вышинский еще раз попались с поличным как фальсификаторы.
Не теряя времени, в спор включился Троцкий. Он через посредство мировой прессы предложил Вышинскому спросить Пятакова, какого числа тот вылетел из Берлина в Осло, получал ли он визу на право въезда в Норвегию и, если получал, то на чье имя.
Троцкий просил московский суд использовать официальные каналы сношений с норвежским правительством для проверки правдивости показаний Пятакова.
«Если выяснится, - заявил Троцкий, - что Пятаков действительно побывал у меня, значит, я окажусь безнадежно скомпрометирован. Если же, напротив, я смогу доказать, что история нашей встречи вымышлена от начала до конца, - полной дискредитации подвергнется вся система „добровольных признаний" обвиняемых. Показания Пятакова должны быть проверены немедленно, пока он еще не расстрелян».
Вышинский как прокурор обязан был проверить правдивость показаний Пятакова и без вмешательства Троцкого. Однако он не мог этого сделать: не для того готовил он вместе с другими судебный фарс, чтобы затем разоблачить его.
Когда Троцкий увидел, что организаторы судебного процесса не собираются что бы то ни было проверять и готовы продолжать свое дело, не считаясь с общественным мнением, он решился на отчаянный шаг: бросил вызов советскому правительству, написав в Москву, чтобы оттуда потребовали его выдачи Советскому Союзу для предания суду в качестве сообщника Пятакова и других обвиняемых.
Бросая такой вызов, Троцкий ставил на карту собственную жизнь. Правительство маленькой Норвегии едва ли смогло бы отклонить подобное требование своего могучего соседа, тем более Троцкий сам поднял вопрос о его выдаче. Но все дело в том, что Сталин боялся выдачи Троцкого, ибо знал, что, согласно закону, сначала норвежский суд должен будет проверить обвинения, выдвинутые против Троцкого, и досконально расследовать историю с полетом Пятакова в Осло, а может быть, заодно и скандальный эпизод, связанный с гостиницей «Бристоль». Сталин, разумеется, не мог допустить, чтобы его фальшивки были представлены на беспристрастный норвежский суд. Более выгодным было требовать не выдачи Троцкого Советскому Союзу, а подослать к нему тайных агентов, которые могли бы заставить его замолчать раз и навсегда.
Пятаков добросовестно выполнил свои обязательства. Болезненно переживая публичный позор и черня свое героическое прошлое, он надеялся ценой таких унижений спасти жизнь близким - жене и ребенку.
Ему, как и другим подсудимым, было предоставлено «последнее слово», прежде чем суд удалился на совещание для вынесения приговора. Из его краткого выступления мне врезались в память следующие слова, сказанные с трагической проникновенностью:
Любое наказание, которое вынесет суд, - сказал Пятаков, - будет для меня легче самого факта признания… В ближайшие часы вы произнесете свой приговор; и вот я стою перед вами в грязи… потерявший свою партию, свою семью, самого себя.
30 января 1937 года военное ведомство Верховного суда приговорило тринадцать из семнадцати подсудимых к смертной казни. Все тринадцать, в том числе Пятаков, Серебряков и другие ближайшие сотрудники Ленина, были расстреляны в подвалах НКВД.
Спустя три недели после расстрела Пятакова газеты сообщили, что народный комиссар тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе, которому было всего пятьдесят лет, внезапно умер от сердечного приступа. Орджоникидзе похоронили с большими почестями. ЦК обязал партийные организации по всей стране провести траурные заседания и должным образом оплакать смерть «железного наркома, верного соратника товарища Сталина».
Прошло около двух месяцев и в Испанию с дипломатической почтой прибыл новый дипкурьер, работавший до того в Специальном управлении НКВД, - здоровенный парень с нахальной физиономией и растрепанной копной рыжих волос. В Испании он повстречал старого приятеля, который был в моем подчинении. И вот как-то мой подчиненный зашел ко мне и с таинственным видом сообщил, что новый дипкурьер рассказывает какие-то странные истории. Например, будто Особое управление НКВД имеет сведения, что корреспондент «Правды» Михаил Кольцов, тоже находившийся в это время в Испании, «продался англичанам» и снабжает секретной информацией о Советском Союзе лорда Бивербрука. Или: будто бы Серго Орджоникидзе умер не своей смертью, а был ликвидирован.
Сплетня относительно Михаила Кольцова, моего близкого знакомого, очень не понравилась мне. Это, конечно, не значило, что я не верил сообщению, якобы НКВД имеет какие-то особые сведения о нем. НКВД - это нечто вроде гигантского почтового ящика, куда любая безответственная личность могла направить любые безответственные измышления. Что же касается слухов о будто бы насильственной смерти Орджоникидзе, то они мне показались обычной сплетней, хотя после того, что случилось с Кировым, казалось, я должен был больше доверять слухам такого рода. Однако в этот период (дело было весной 1937 года) Сталин еще не приступил к массовому уничтожению преданных ему сподвижников и трудно было вообразить, что он способен убить своего близкого друга - последнего остававшегося в Кремле человека, с которым он мог поговорить на родном грузинском языке.
В октябре 1937 года в Испанию наведался Шпигельгляс, заместитель начальника Иностранного управления НКВД. Перед этим, летом, в Москве произошли сенсационные события. Начиная с мая, среди самых верных сподвижников Сталина происходили все новые и совершенно необъяснимые аресты. Арестованные никогда не принимали участия ни в какой политической оппозиции. Не проходило дня, чтобы в Москве или других городах бесследно не пропали виднейшие деятели страны - наркомы, председатели верховных советов союзных республик, секретари обкомов партии, крупнейшие военачальники. Двое членов правительства, считавшиеся сталинскими фаворитами, исчезли в Москве по дороге из дому на службу. Они сгинули вместе со своими автомобилями и личными шоферами. Тайные аресты начались даже среди руководителей НКВД!
Шпигельгляс был буквально нашпигован подобными историями. Ему и самому позволили съездить за границу только потому, что в Москве у него оставались заложники - жена и дочь. Из его рассказов мне стало ясно, что он серьезно опасается за свою жизнь. Подобные рассказы мне приходилось слышать и раньше, но Шпигельгляс благодаря своему положению в НКВД знал больше других.
Судя по всему, Шпигельгляс завидовал мне - ведь я находился за границей вместе с семьей, вдали от разразившейся вакханалии арестов и казней. Много раз он признавался, что хотел бы получить назначение на работу в Испанию. Видя, что я никак не реагирую на эти намеки, он как-то раз прямо заявил, что не прочь бы стать моим заместителем, лишь бы только я согласился взять инициативу на себя и попросить Москву о его переводе сюда. Было совершенно ясно, что он смотрит на Испанию, охваченную гражданской войной, как на идеальное прибежище, где можно переждать бурю, бушующую в СССР.
Однажды, когда мы ехали с ним в машине из Валенсии в Барселону, он вновь заговорил о массовых арестах и рассказал, между прочим, о самоубийстве ряда видных сотрудников НКВД, которых мы оба хорошо знали. Он перечислял фамилии крупнейших деятелей, исчезнувших за последние месяцы, и неожиданно произнес: «Они прикончили также и Орджоникидзе!»
Услышав это, я вздрогнул. Хотя Шпигельгляс только подтвердил слух, дошедший к нам через дипкурьера, у меня невольно вырвалось: «Не может быть!»
Это точно, - возразил Шпигельгляс. - Я знаю подробности этого дела. У Орджоникидзе тоже текла в жилах кавказская кровь - вот он и поссорился с хозяином. Нашла коса на камень. Все из-за Пятакова…
Из книги Техника и вооружение 2007 05 автора Журнал «Техника и вооружение»Вывод АПЛ «Юрий Долгорукий» 1 апреля 2007 г. из стапельного цеха «Сешашпредприятия» была выведена создаваемая на предприятии АПЛ «Юрий Долгорукий» – головная ракетная подводная лодка стратегического назначения проекта 955.Фото ФГУП «ПО Севмашпредприятие и В.
Из книги Мир Авиации 2007 01 автора Автор неизвестен Из книги Штурмовики [«Мы взлетали в ад»] автора Драбкин Артем ВладимировичХухриков Юрий Сергеевич Описать один боевой вылет невозможно – они стираются из памяти, поскольку похожи один на другой. Поэтому я просто попробую воссоздать некую суммарную картину боевого дня.Вставали утром еще до рассвета, за несколько часов до того, как надо было
Из книги Мы сгорали заживо [Смертники Великой Отечественной: Танкисты. Истребители. Штурмовики] автора Драбкин Артем ВладимировичХухриков Юрий Сергеевич Описать один боевой вылет невозможно - они стираются из памяти, поскольку похожи один на другой. Поэтому я просто попробую воссоздать некую суммарную картину боевого дня.Вставали утром еще до рассвета, за несколько часов до того, как надо было
Из книги 10 мифов о КГБ автора Север АлександрЮрий Андропов Вопрос «кто вы, мистер Андропов?» иностранные журналисты начали задавать в 1982 году, когда председатель КГБ внезапно для всех стал руководителем СССР. Их советские коллеги были менее любопытны и привычно процитировали опубликованную в газете «Правда»
Из книги Афган, снова Афган… автора Дроздов Юрий ИвановичЮРИЙ ДРОЗДОВ. «ШТОРМ-333» Генерал-майор в отставке Юрий Иванович Дроздов (род. в 1925 г.) - профессиональный разведчик, резидент в Китае и США, двенадцать лет руководил нелегальной разведкой СССР, создал группу специального назначения «Вымпел», руководил операцией
Из книги Русские агенты ЦРУ автора Харт Джон ЛаймондЮрий Носенко Теперь, когда все его мучения остались позади, Юрий Носенко является американским гражданином (я уверен, хорошим) и работает на правительство Соединенных Штатов. Поэтому говорить о его деле более подробно означало бы вторгаться в его частную жизнь, так что
Из книги Я дрался на Т-34 [Обе книги одним томом] автора Драбкин Артем ВладимировичПоляновский Юрий Максович …я ни одной минуты не обижался на саму контрразведку. Я учился в восьмом классе, когда при Дворце пионеров открыли школу юных автомобилистов. Вечером, после учебы, в течение двух лет я учился в этой школе на шофера. 21 июня 1941 года я, поскольку мне
Из книги Мы дрались на истребителях [Два бестселлера одним томом] автора Драбкин Артем ВладимировичМовшевич Юрий Моисеевич Я родился в Ростове-на-Дону. До 8 лет жил в Новочеркасске, где мой отец учился в Донском политехническом институте. В 1930 году он его окончил и был направлен в Московскую область, Серпуховской район, на фабрику «Пролетарий». В рабочем поселке
Из книги Я дрался на штурмовике [Обе книги одним томом] автора Драбкин Артем ВладимировичХухриков Юрий Михайлович Я коренной москвич в четвертом или даже пятом поколении. Мои предки были дорогомиловскими ямщиками, а прадед, Степан Хухриков, даже был их старшиной. Родился я в 1924 году в семье военного, участника пяти войн, бывшего офицера сначала Царской, а
Из книги На войне как на войне. «Я помню» автора Драбкин Артем ВладимировичАфанасьев Юрий Сергеевич C самого детства я мечтал летать. В 1935 году, окончив седьмой класс, я поступил в авиационную спецшколу, но через два года ее перепрофилировали в артиллерийскую, и я из нее сбежал в обычную. В 1939 году окончил десятилетку и одновременно аэроклуб
Из книги Штрихи к портретам: Генерал КГБ рассказывает автора Нордман Эдуард БогуславовичКорякин Юрий Иванович Меня призвали в октябре 1941-го из 10-го класса в дни всеобщего московского разорения, грабежа и паники. Призвали, несмотря на то что мне только исполнилось семнадцать. Видимо, чтобы не оставлять немцам потенциального солдата. Примерно неделю я шел
Из книги Очерки истории российской внешней разведки. Том 6 автора Примаков Евгений МаксимовичНовиков Юрий Николаевич – Я родился 30 мая 1922 г. в г. Смоленске в штабном вагоне Западного фронта, после рождения никогда в этом городе не жил. Во время Гражданской войны мой отец был крупным политработником, членом Реввоенсовета Западного фронта, затем стал членом
Из книги Чекисты [Сборник] автора Дягилев ВладимирЮРИЙ АНДРОПОВ 19 мая 1967 года председателем Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР был назначен Юрий Владимирович Андропов. Об этом я услышал утром по радио «Свобода». Пришел на «водопой» к колоннаде в Карловых Варах, где встретил группу
Из книги автора9. Юрий Владимирович Андропов Писать об Андропове сложно и ответственно. Сложно потому, что сам он был человек непростой и вряд ли с кем-нибудь до конца откровенный. Ответственно потому, что он стоял у руля нашего государства, а это само по себе требует серьезного отношения
Из книги автораЮрий Герман. ЛЕД И ПЛАМЕНЬ Я никогда не видел Феликса Эдмундовича Дзержинского, но много лет назад, по рекомендации Максима Горького, разговаривал с людьми, которые работали с Дзержинским на разных этапах его удивительной деятельности. Это были и чекисты, и инженеры, и
ПЯТАКО́В Георгий (Юрий) Леонидович (псевдонимы: П. Киевский, Японец) , сов. парт., гос. и воен. деятель. Из семьи управляющего Марьино-Городищенского рафинадного завода. Учился на экономич. отделении юридич. ф-та С.-Петерб. ун-та (1907–10), исключён за участие в студенч. волнениях. В 1905 сблизился с анархистами, в 1907 входил в террористич. группу, готовившую покушение на киевского ген.-губернатора В. А. Сухомлинова . Чл. РСДРП с 1910. Неоднократно подвергался аресту, в 1912–14 в заключении, в ссылке в Иркутской губ., бежал через Японию и США в Европу, сотрудничал в социал-демократич. печати. В 1915 совм. с Н. И. Бухариным , Е. Б. Бош выступил против программного пункта РСДРП о праве наций на самоопределение (на котором в 1-ю мировую войну настаивал В. И. Ленин), считал, что в эпоху империализма, интернационализации экономики независимость наций невозможна, а при социализме не нужна (в дальнейшем продолжал отстаивать эту позицию, в апр. 1917 на 7-й Всерос. конференции большевиков выдвинул лозунг «Прочь границы!» как лозунг борьбы за социализм). После Февр. революции 1917 вернулся в Россию. В Киеве чл., пред. городского к-та РСДРП(б) (с апр. 1917), чл. Совета рабочих и солдатских депутатов и пред. ВРК (с сент. 1917). В ноябре вызван в Петроград, гл. комиссар – управляющий Гос. банком (см. Народный банк РСФСР ) (дек. 1917 – март 1918, с нояб. 1917 – зам.), способствовал преодолению саботажа служащих банка, подписал введённые в 1919 гос. кредитные билеты («пятаковки»). Ушёл с поста, протестуя против подписания Брестского мира 1918 с Германией, один из лидеров «левых коммунистов» . Уехал из Петрограда, разведчик, агитатор, пулемётчик в отряде В. М. Примакова , один из руководителей партизанского движения на оккупированной герм. войсками укр. территории. Чл. ЦК КП(б)У (1918–1923; с перерывом). Секретарь (июль – сент. 1918, март – май 1919), чл. Политбюро (март – авг. 1919, дек. 1921 – май 1922), чл. Оргбюро (авг. 1919 – апр. 1920) ЦК КП(б)У. Пред. Врем. рабоче-крестьянского правительства Украины (Курск, с янв. 1919 – Харьков) (нояб. 1918 – янв. 1919). В составе РККА чл. РВС 13-й армии Юж. фронта (июнь – нояб. 1919), затем комиссар 42-й дивизии, Академии Ген. штаба. Зам. пред. РВС Первой революц. армии труда (янв. – май 1920). В сов.-польск. войну 1920 чл. РВС 16-й армии Зап. фронта (июнь – октябрь). В нояб. 1920 чл. РВС 6-й армии Юж. фронта, входил в состав «чрезвычайной тройки по Крыму» (совм. с Р. С. Землячкой и Б. Куном ), руководил массовыми репрессиями в отношении офицеров «Рус. армии» П. Н. Врангеля , не успевших эвакуироваться.
Пред. Центр. правления каменноугольной пром-сти Донбасса (1921–22). Добился резкого увеличения добычи угля за счёт применения жёстких мер принуждения к труду. Переход к новой экономической политике воспринял как отступление от «истинно большевистского духа Октября». Один из лидеров «левой оппозиции» в ВКП(б), возглавлявшейся Л. Д. Троцким . Пред. Гл. к-та по делам о концессиях при СТО РСФСР (с 1923 Гл. концессионный к-т при СНК РСФСР) (1922–23). Одновременно зам. пред. Госплана РСФСР (1922–23). Зам. пред. ВСНХ (1923–27), один из авторов проекта 1-го пятилетнего плана . Сторонник идей Е. А. Преображенского о необходимости обеспечить накопления для социалистич. индустриализации за счёт крестьянства. Чл. ЦК РКП(б)–ВКП(б) (1923–27, 1930–36, с 1921 канд.). Участник «объединённой оппозиции» в ВКП(б). В 1927 исключён из партии (восстановлен в 1928 после заявления об отходе от оппозиции). Торгпред СССР во Франции (1927–28). Пред. правления Гос. банка СССР (1929–30, с 1928 зам.), зам. (с 1932), 1-й зам. (1934–36) наркома тяжёлой пром-сти СССР. В сент. 1936 арестован по делу т. н. Параллельного антисоветского троцкистского центра. Расстрелян по приговору Воен. коллегии Верховного суда СССР. В 1988 реабилитирован.
Награждён орденом Красного Знамени (1920), орденом Ленина.
Пятаков, Георгий (Юрий) Леонидович (6 (18) августа 1890 – 30 января, 1937) – видный большевик, член левой оппозиции Сталину .
Пятаков (партийные псевдонимы: Киевский, Лялин, Петро, Японец) родился в 1890 в поселке рядом с Мариинским сахарным заводом (Киевская губерния). Директором (по другим сведениям, владельцем) этого завода был его отец, Леонид Тимофеевич Пятаков, русский по национальности.
Георгий Леонидович Пятаков. Фото 1916
Георгий начал революционную деятельность как анархист ещё в школе, но в 1910 вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию . Он учился на экономическом отделении юридического факультета Петербургского университета, однако в 1910 году был исключён после третьего курса. В 1912 Пятаков примкнул к большевикам . В том же году он вместе со своей подругой, Евгенией Бош , был арестован и сослан в Сибирь. Вскоре они бежали, отправившись через Японию и США в Швейцарию, где присоединились к эмигрантскому революционному сообществу. Пятаков и Бош жили вместе, пока прославившаяся своей жестокостью при подавлении крестьянских волнений «фурия» Евгения не покончила с собой в 1925 году из-за чахоточных мучений.
Жена Г. Пятакова, «фурия» большевицкого террора, Евгения Бош
Точка зрения Пятакова на некоторые элементы теории и тактики революционной борьбы не совпадала с той, что проводилась большевицким ЦК.
В Швейцарии Пятаков вместе с Лениным редактировал журнал «Коммунист», но вскоре вышел из редакции из-за разногласий с коллегой. Он был одним из самых яростных противников Ленина по национальному вопросу и по проблеме Брестского мира Германией.
С марта 1917 года Пятаков жил на Украине, возглавляя Киевский комитет РСДРП и Киевский военно-революционный комитет. Он резко выступал против украинских националистов и стоял за переход власти на Украине к Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Пятаков полагал, что партия должна отбросить идею самоопределения наций, которая является «шовинистической» и «противоречит интернационализму».
Во время Октябрьского переворота 1917 Пятаков был вызван в Петроград, где участвовал в захвате Госбанка и был назначен его комиссаром.
В ходе борьбы среди большевиков по вопросу о Брестском мире Пятаков вместе с другими «левыми» выступал за «революционную войну». Когда эта линия была отвергнута, он уехал из Петрограда на Украину, где воевал в войсках В. Примакова.
Пятаков был одним из основателей украинского большевизма и украинской Красной Армии. На первом съезде КП(б)У (Москва, июль 1918) Пятаков был избран секретарем ЦК. С ноября 1918 до января 1919 он был главой Временного рабоче-крестьянского правительства Украины , созданного большевиками для борьбы с Директорией Петлюры . 24 января Москва устранила Пятакова с этого поста, заменив его Х. Раковским. Пятаков после этого вновь возглавлял секретариат ЦК КП(б)У, а также военный ревтрибунал.
В марте 1919 года он был делегатом VIII-го съезда РКП(б) , где безуспешно оппонировал позиции Ленина по национальному самоопределению. В январе – феврале 1920 Пятаков кратковременно руководил военной разведкой Красной армии, а зимой 1920-1921 совместно с Розалией Залкинд (Землячкой ) и Белой Куном выступал направителем ужасающего красного террора в отбитом у армии Врангеля Крыму.
По окончании Гражданской войны , в 1920-1921, Пятаков отвечал за руководство угольной промышленностью Донбасса. В 1922 он стал заместителем главы Госплана РСФСР, а в 1923-1927 являлся заместителем Председателя Высшего Совета народного хозяйства СССР (ВСНХ ).
«Лево-коммунистические» взгляды Пятакова были очень близки к идеям Троцкого . Поэтому Георгий Леонидович участвовал практически во всех левых и троцкистских оппозициях Сталину.
Он был исключен из партии за принадлежность к «троцкистско-зиновьевскому блоку », но восстановлен в 1928 году после того, как отказался от троцкизма. В 1929 Пятаков был назначен председателем правления Госбанка СССР. Он занимал эту должность в течение полутора лет и был уволен из-за неудачи кредитной реформы.
Несмотря на это, в 1931-1932 он вновь занимал пост заместителя председателя ВСНХ. После того как в 1932 руководителем советской тяжёлой промышленности был назначен полуобразованный фельдшер Орджоникидзе , его заместителем поставили считавшегося более подготовленным (неоконченный университет) Пятакова. Он должен был помогать своему шефу «техническими навыками».
Шедший к полной единоличной власти Сталин вскоре развернул свой Большой Террор против старой авторитетной партийной гвардии. Почувствовав опасность, Пятаков стал сильно пить, доходя порой до белой горячки. 12 сентября 1936 он был арестован по обвинению в антипартийной и антисоветской деятельности. Пятаков был в числе главных подсудимых на процессе «Параллельного антисоветского троцкистского центра» , где его обвинили в совместном заговоре с Троцким с целью захвата власти. Свой умысел они, якобы, собирались осуществить с помощью фашистской Германии – и потом отблагодарить её большими территориальными уступками за счёт Советского Союза. Обвинение представило «доказательства», что Пятаков тайно встречался с Троцким в Норвегии, хотя администрация аэродрома в Осло удостоверила: в момент предполагаемого визита Пятакова к Троцкому никаких иностранных самолетов туда не прибывало.
Его реабилитировали и восстановили в партии посмертно в 1988 году, в эпоху Горбачева .
Пятаков Г. Л.
(1890-1937; автобиография ) - род. 6 (19) августа 1890 г. на Марьинском сахарном заводе (Киевской губ., Черкасского уезда) в семье директора этого завода, инженер-технолога Леонида Тимофеевича Пятакова. В 1902 г. поступил в III класс киевского реального училища св. Екатерины. В 1904 г. вступил в ученический революционный кружок неопределенно социал-демократ. характера. В 1903 г. принимал активное участие в ученическом движении в качестве руководителя "возмущения"; входил в состав общеученического комитета, в то же время участвовал в уличных демонстрациях и митингах. За руководство "училищном революцией" исключен из училища. В это время сблизился с анархистами. За 6 классов сдал экзамен экстерном. Летом 1906 г. вел активную анархистскую работу среди крестьянской и рабочей молодежи; был руководителем кружка в 50 человек. Из этого кружка и соседнего, руководившегося Иустином Жуком, выделилась экспроприаторская группа во главе с Жуком. После экспроприации кружки распались. В 1906-1907 гг. снова поступил в то же реальное училище, но снова был исключен за "дерзкий спор" с училищным попом. В 1907 г. экстерном кончил реальное училище. Летом 1907 г. анархистский кружок распался. В Киеве осенью вошел в совершенно автономную террористическую группу в целях убийства киевского генерал-губернатора Сухомлинова. Однако в это время начинается тяжелый внутренний кризис. Анархистская практика отталкивала. Анархистская идеология (я принадлежал к анархистам-коммунистам кропоткинского толка) не удовлетворяла. Я начал тщательно и в большом количестве изучать революционную литературу. Огромное впечатление произвели Плеханов - "К развитию монистического взгляда" (еще до этого я был уже материалистом и дарвинистом), и Ленин - "Развитие капитализма" и "Что делать?". После этого я отхожу от анархизма совершенно и сажусь за Маркса. В это же время, сдав экстерном экзамен латинского языка, поступаю в питерский университет. Годы 1907-1010 посвящаю исключительно теоретической работе, а именно - изучению Маркса, марксистской литературы, классиков политэкономии (Кене, Смит, Рикардо), современной экономической литературы, хозяйства России, статистики (особенно математической статистики), философии (Спиноза, Кант, Фихте, Гегель и новейшие течения) и др. К 1910 г. я оформился вполне и бесповоротно в качестве ортодоксального марксиста. Связываюсь с университетскими с.-д. и становлюсь социал-демократом. В конце 1910 г. происходят университетские беспорядки ("толстовские" и "сазоновские" дни), в которых принимаю активное участие. Арестован и просидел в административном порядке 3 месяца, после чего исключен приказом министра просвещения Кассо из университета и выслан из Петербурга в Киев. В Киеве в это время произошел большой провал с.-д. организации. По приезде в Киев нахожу связи, и вместе с Е. Б. Бош, Я. Шильганом и др. образуем инициативную группу для возрождения нелегальной организации. Находим остатки киевского комитета РСДРП и вместе с ними созываем городскую конференцию, которая оформляет организацию, избирает комитет (в который вошли Е. Б. Бош, Д. Шварц, В. Аверкин, Пигосянц, я и др.) и посылает Д. Шварца на общероссийскую конференцию (январь 1912 г.), созванную большевиками, на которой был переизбран ЦК РСДРП. Нелегальная работа сопровождалась бешеной борьбой с ликвидаторами. Ленская трагедия дала нам повод выступить открыто (стачка и митинги). После этого произошел провал организации и комитета. Я и несколько членов комитета остались на воле. Нужно было возрождать всю работу, что и было сделано; мне лично пришлось быть сразу и секретарем комитета, и хранить нелегальную литературу, и руководить нелегальной типографией, и писать прокламации и печатать их, и восстанавливать связи и вести кружки; одним словом, для нелегальных условий чересчур "разнообразная" работа. В июне 1912 г. меня и часть комитета арестовали. B ноябре 1913 г. - суд: осужден по 102 статье и приговорен с 5-ю товарищами к ссылке на поселение. В апреле 1914 г. пришел в ссылку (Иркутская губ.) и в октябре бежал через Японию за границу. За границу бежал потому, что хотел разобраться в крахе II Интернационала и в международных перспективах, ибо с первых дней войны занял резко интернационалистскую и антивоенную позицию.
В Швейцарию приехал прямо на бернскую конференцию большевиков, в которой принял непосредственное участие и целиком стал на позицию бернских решений. Затем с Лениным, Зиновьевым, Бухариным и Бош приступили к выпуску журнала "Коммунист". Вышел № 1-2. С Лениным у меня, Бухарина и Бош произошел в конце 1915 г. конфликт по национальному вопросу, а затем по вопросу о дальнейшем ведении журнала "Коммунист". Мы трое заняли неверные позиции. Журнал прекратил свое существование. Бухарин, Бош и я переехали в Стокгольм, где вели работу. После конгресса шведских левых, в подготовке которого мы принимали некоторое участие, шведов арестовали; арестовали Бухарина, а позже меня, Сурица и Гордона. После ареста нас четверых выслали в Христианию, где меня и застала Февральская революция. Немедля мы (я и Бош) поехали в Россию. На границе меня арестовали (ибо у меня был фальшивый паспорт), продержали в тюрьме гор. Торнео 3 дня, а затем под конвоем выслали в Питер. Оттуда я поехал в Киев. Вошел не медля в работу большевистской организации. Стал председателем киевского комитета с.-д. большевиков и членом исполкома СРД. В сентябре избран председателем киевского СPД. В дни Октября был председателем ревкома. Арестован юнкерами и казаками вместе с рядом других товарищей. Освобожден восставшими рабочими и солдатами. Затем вызван Лениным в Питер для овладения Госуд. банком, что и сделал вместе с Осинским. До Бреста был сначала помощником гл. комиссара Госуд. банка, а затем гл. комиссаром. По вопросу о Бресте разошелся с ЦК и отправился воевать на Украину с наступающими немецко-гайдамацкими войсками. Вступил в отряд Примакова, в котором исполнял разнообразные должности: вел политработу, выпускал с Лебедевым газетку "К оружию!", чинил суд и расправу, ездил в разведку и был пулеметчиком. К апрелю 1918 г. нас оттеснили к Таганрогу-Ростову. Здесь собралась инициативная группа товарищей и создала орг. комитет по созыву конференции компартии (большевиков) Украины, а центр. исполн. комитет Украины создал нелегальное рабоче-крестьянское правительство Украины. В обе организации я вошел и до конца 1918 г. активно участвую в руководстве нелегальной партийной и повстанческой работой на Украине и в создании компартии (большевиков) Украины. Летом 1918 г. участвовал в подавлении левоэсеровского мятежа. В декабре 1918 г., когда восстание на Украине, после германской революции, началось, становлюсь председателем временного рабоче-крестьянского правительства Украины. До июля 1919 г. участвую в партийной и советской работе на Украине. Во время наступления Деникина назначаюсь членом РВС 13-й армии, а позже комиссаром 42-й дивизии той же армии. После начала разгрома Деникина отзываюсь в Москву, где ненадолго получаю назначение комиссара Академии ген. штаба, а затем вместе с Троцким еду на Урал в 1-ю армию труда. Но началась польская война; в мае 1920 г. меня назначают на польский фронт членом РВС 16-й армии, где я проработал до осени 1920 г. После заключения мира с Польшей меня перебрасывают на врангелевский фронт членом РВС 6-й армии. После разгрома Врангеля получил назначение председателя Центр. правления каменноугольной промышленности Донбасса, с какого времени непрерывно нахожусь на хозяйственной работе (и. о. нач Гута, зам. пред. Госплана, предс. Главн. конц. комитета и с лета 1923 г. зам. предс. ВСНХ).
